Золотой и туман
Из собрания Павла Гусева
Лет через десять (отец мой давно скончался) дядя, хотя и стал совсем стариком, все еще охотился, но уже с трудом садился на небольшую лошадку Гнедчика со скамеечки. Надевал он уже не большие охотничьи сапоги, а глубокие калоши.
Выехали мы с охотою в другое имение, верст за пятнадцать. Дорогою подняли и затравили только лисицу. У дяди была очень резвая и злобная собака Золотой, необыкновенно сиротливая и даже угрюмая. Золотой всегда держался от собак в стороне.
На другой день, когда нам предстоял переход верст в двадцать пять, вся усадьба покрыта была густым туманом, а тем более окружавшие ее поля и особенно низина над рекою. Приходилось поневоле ждать, а в то же время необходимо было сделать заранее условленный переход. Встали рано; ждали час, два; наконец решили ехать — во что бы то ни стало. Собралась вся охота. Ждали дядю, который вышел и не без труда сел на своего Гнедчика.
Мне тогда был уже поручен присмотр за охотой вообще. Все было в порядке, но Золотого нигде не могли найти. Звали, трубили — все было тщетно. Дядя, недовольный уже туманом, остался еще более недоволен мною.
— Вот видишь, любезный друг, я тебе поручил охоту, а Золотого, любимой моей собаки, нет. Так охотиться нельзя; это не охота, — и с этими словами он медленно поехал впереди всех к воротам усадьбы.
Я остался сзади и все подсвистывал и напрасно подзывал Золотого. Дядя был человек необычайной доброты; все знавшие его любили и безгранично уважали, и потому, видя его недовольным, все мы, окружавшие его охотники, съехали со двора не в духе, чему особенно содействовал еще и туман, в который мы, постепенно удаляясь от деревни, все более и более погружались. Все ехали в одну линию, чтобы не растеряться; равняться было невозможно. Через четверть часа я на рысях объехал охотников и, зная доброту и снисходительность дяди, поравнялся с ним, чтобы сразу сгладить все неудовольствие его в ту минуту. Он несколько насмешливо и очень радостно улыбался.
— А посмотри, любезный друг, кто у меня слева у стремени!
